«ПРИНИМАЙ ВАХТУ, МЛАДШИЙ БРАТ»
Резко открылась дверь, и в комнату ворвался Виктор. Он прибежал с работы, узнав о том, что из армии вернулся Петр.
Родные и знакомые уже были в сборе. Мария Андреевна, помолодев от счастья, сияющая, глядела на своего среднего сына, такого же крепкого, как отец. Военная форма ладно сидела на нем.
Увидев брата, Петр пошел ему навстречу, расправляя складки на гимнастерке. Встал по команде «Смирно» и шутливо отрапортовал:
— Товарищ солдат! Вчерашний пулеметчик младший сержант запаса Гребенюк пост номер один сдал, — он хотел произнести еще что-то официально-торжественное, но не смог сдержаться, крепко обнял Виктора, просто и мягко закончил: — Я, братишка, пришел. Теперь твой черед заступать на вахту.
Присутствующие молча наблюдали эту сцену. И каждый подумал: «Как порадовался бы Евтей Моисеевич, будь он здесь».
«Похожи, до чего же похожи на отца», — промелькнуло в сознании матери.
— Быстро летят годы, — сказал ее старший сын, колхозный шофер Николай. — Кажется, совсем недавно я сдавал свою боевую машину молодому солдату, прощался со Знаменем и ехал домой…
— А другой поезд мчался твоему навстречу, — продолжил Петр, — вез меня к месту службы, тебе на смену… Нет, — тут же поправился он, — я в это время, наверное, уже присягу принимал.
— Что ж, — Николай обвел всех торжествующим взглядом, — поднимем тост за встречу с младшим сержантом запаса, за то, чтобы не забывал он военного дела, и за добрую службу новобранца. Может, ему посчастливится попасть в часть, где воевал отец.
Виктор, до сих пор молчавший, не удержался:
— Хорошо бы!
«Ох, трудно будет тебе, сынок, — подумала Мария Андреевна. — Своенравен, рано самостоятельным стал. Горяч: подвиги ему подавай скорее». Признаться, баловала она немного своего младшенького, кое-что и прощала.
— Да, — вспомнил Петр, — а как наш школьный сад, который мы всем классом в честь батьки заложили?
— В рост пошел славно, — ответила мать, — уже яблоки розовые, сливы сизые, абрикосы румяные этим летом появились.
— Отстаешь, Петро, — дополнил родственник Леонид Кулик, — недавно школу вашу именем отца назвали.
…Призывников провожали всей деревней. От села до самой станции заливалась бойкая гармошка. Звенели девичьи голоса. Клубилась пыль под каблуками пляшущих пар.
И наконец последнее, материнское:
— Сынку, ридный, дай обниму.
И вот он в поезде. Задумчиво смотрит в окно. Мелькают столбы телеграфные; словно огромные жернова, крутятся убранные поля, щетинятся свежей стерней, горбятся ровными рядами пашни, зеленеют молодой озимью. Временами набегают рощи и вдруг, будто испугавшись, отступают от дороги, уплывают вдаль. А в бездонном синем океане, кажется, застыли на якоре белогрудые корабли — облака.
Виктор вынимает из кармана пожелтевший листок фронтовой газеты. Присланный товарищами отца, он передавался в семье из рук в руки. Первым получил его от матери старший брат Николай, когда уходил в армию.
Старший сын Е. М. Гребенюка рядовой Николай Гребенюк.
Достойно нес службу Николай в Группе советских войск в Германии. На полевых занятиях ночью и днем отлично водил машину. Более двадцати поощрений заслужил военный шофер за успехи в боевой и политической учебе. Настоящий праздник был в семье, когда от командира пришло письмо:
«Сообщаем, дорогая Мария Андреевна, что ваш сын Николай отлично выполняет завет отца. С него, комсомольца, берут пример сослуживцы. Спасибо вам за то, что сумели воспитать его трудолюбивым, сознательным, верным патриотом советской Родины».
Когда Николай вернулся домой, в трудовую семью колхозников, и снова сел за свой видавший виды «газик», в армию ушел Петр. Теперь ему передали вырезку из фронтовой газеты. Сменив на боевом посту брата, Петр служил безупречно. Словно по наследству от отца передались ему упорство, боевой накал.
Петр настойчиво изучал военное дело и стал отличником. Ему, как лучшему солдату подразделения, было присвоено звание «младший сержант». Его назначили командиром пулеметного расчета. Это доверие Петр Гребенюк оправдал. Он вывел свой расчет в число отличных. С первой очереди поражал метким огнем цели, стремительно атаковал «противника», стойко оборонял занятые рубежи. За высокие знания, за умелое обучение и воспитание подчиненных командир не раз поощрял пулеметчика.
Средний сын Е. М. Гребенюка младший сержант Петр Гребенюк.
И вот теперь этот листок фронтовой газеты перед Виктором, пожелтевший, заботливо скрепленный на сгибах светлыми, полосками целлулоида.
Взгляд юноши останавливается на заголовке: «Слава в веках герою-воину Евтею Гребенюку».
— Слава, — задумчиво повторяет Виктор, — подвиг…
Как его сейчас совершить? Чем бы таким доказать, что он не кто-нибудь, а сын героя.
— Хлопцы, та чому ж мы мовчим! — услышал Виктор незнакомый голос в соседнем купе. Смуглолицый паренек подошел к окну, весело посмотрел вокруг, показывая в улыбке ослепительную подковку зубов. — Заспиваймо.
И сам запел. Дружные, молодые голоса подхватили припев. В нестройный хор вплетался глуховатый басок Виктора:
Играй, мой баян,
И скажи всем друзьям,
Отважным и смелым в бою,
Что, как подругу,
Мы Родину любим свою.
А над ближним вагоном птицей взлетела песня о партизане Железняке, что лежит под курганом. Где-то рядом задушевно-удалая спутница боевых походов расплескалась по полям Украины:
Вдарил шпоры под бока,
Эх, конь летит стрелою…
Летит стальной конь. Торопливо стучат колеса. Вихрится пыль за последним вагоном. А в памяти Виктора всплывает знойный день, картофельное поле, блестящие, до рези в глазах, рельсы, и черная грива, застывшая на небе, — напоминание о промчавшемся мимо отцовском поезде, и горячая материнская рука. Ласковая, шершавая, в мозолях, она гладит поникшую голову мальчугана… Далекое, трудное детство…
* * *
Случилось так, что в ту минуту они почти все были в сборе. Мать только что пришла с поля. Ей сегодня с утра нездоровилось. К обеду и вовсе ослабела. Бригадир отпустил.
— На тебе лица нет, Андреевна, — сказал он. — Ступай-ка домой.
Во дворе играли младшие сыновья Петр и Витя. Четырнадцатилетняя дочь Нина орудовала у печки, доставала чугунок с картошкой в мундире. Старший сын, Николай, куда-то уехал с колхозным шофером.
Из открытого настежь окна увидела Мария Андреевна бегущего по улице человека. Еще издали он крикнул:
— Мария, ходи сюда!
Она поспешила навстречу и только теперь узнала своего родственника Леонида Кулика, работавшего на железнодорожной станции Терпение. Он чем-то взволнован. Карие глаза его под густыми черными бровями излучают радость:
— На, читай. От Евтея Моисеевича.
Мария Андреевна, которую давно уже все считали вдовою, резко пошатнулась, будто кто-то толкнул ее в грудь:
— Не шути, Леня… Зачем рану бередишь? Дети ведь…
Около безмолвно стояли ребятишки.
— Да читай же, Мария, читай, — торопил Леонид. — Жив-здоров твой муженек. Кланяться велел. О детишках дюже беспокоился.
Мария Андреевна силилась разобрать строчки, торопливо набросанные карандашом, и не могла. Бумажка, словно осиновый лист на ветру, дрожала в загрубелых руках. Взгляд ее, затуманенный слезами, остановился на последней строке, подчеркнутой двумя жирными линиями:
«Остаюсь любящий вас Евтей Гребенюк».
— Где он? Где?
Леонид неопределенно махнул рукой:
— Уехал, наверно. Их из Крыма на другой фронт перебрасывают. Сказал, напишет.
— Ребята, погодите… Я сейчас… Я скоро.
Напрасно уговаривал Кулик женщину остаться. Бессмысленно бежать три километра под палящим июньским солнцем. Эшелон мог уже покинуть станцию. Но Мария Андреевна и слушать ничего не хотела. Рванулась в хату, набросила на голову серенький платок и, хлопнув дверью, побежала по улице. Ребятишки — за нею. Маленький Витя вскоре устал и заплакал. Мать схватила его на руки. За околицей на секунду остановилась. Бежать прямо к станции? Нет, лучше через поле, наперерез. А потом уж повернуть к вокзалу. В крайнем случае, на ходу поезда хоть на миг промелькнет родное лицо, хоть мгновенный приветный взмах руки запомнят дети, увидит она, исстрадавшаяся, раньше времени поседевшая жена солдатская.
Они бежали гуськом. Босые ноги утопали в сухой земле, путались в картофельной ботве. Виктор крепко держался за шею матери, боясь упасть. Она остановилась в изнеможении:
